В таком контакте проскальзывало нечто первобытное, и это возбуждало еще сильнее. Салли ощущала себя частью Коллиара, меж тем как они толчками продвигались к границам чего-то неизведанного, пока в момент блаженной вспышки не стали наконец единым целым.
Они любили друг друга до самых сумерек, пока их шумное дыханье, эхом отражавшееся от остывающих стен, не напомнило Коллиару о том, где они находятся. И что им надлежит делать вместо того, чем они занимаются.
Боже всемогущий… О чем он вообще думает?
Похоже, они занимались любовью несколько часов подряд. Его бриджи находились при нем, зацепившись штаниной за лодыжку, а вот рубашки и жилетки нигде не было видно. Он расшвырял их в большой спешке. А как снял мундир, даже и не помнил. Сердце Дэвида как молот колотилось в груди. Он был совершенно изнурен. Но при этом никогда еще не чувствовал себя таким счастливым.
– У тебя соломинка в волосах, – с нежностью прошептала Салли.
Он повернул голову, чтобы увидеть тепло ее глаз и то, как она прекрасна.
Торопиться было ни к чему. После всего, что здесь творилось, небольшая задержка не имела значения. После ухода отсюда у них вряд ли появится возможность все повторить. Коллиар повернулся набок и привлек Салли к себе.
– Это не солома, а сено. Оно есть и в твоих волосах.
– В самом деле? – улыбнулась она и провела пальцами по своей яркой пышной гриве, вычесывая застрявшие травинки.
– Нет, вот здесь… Позволь мне. – Это был лишь предлог, чтобы прикоснуться к этому вибрирующему водопаду, пропустить этот искристый шелк меж пальцев.
И с каких это пор он обрел подобную чувственность? Наверное, с того момента, когда Салли Кент появилась на корабле, и его жизнь и все остальное – самодисциплина, сдержанность – словно вылетели за борт. Но теперь станет легче. Они исторгли из себя это дьявольское наваждение, вознеся щедрую жертву на алтарь страсти, и теперь могут полностью сосредоточиться на выполнении порученного задания.
О котором самое время вспомнить.
– Не хотелось бы об этом говорить, но нам следует поторопиться.
– Разумеется, – согласилась Салли и принялась собирать разбросанную одежду.
Дэвид откинулся на спину и стал натягивать бриджи. Салли с улыбкой глянула на него через плечо, и вид у нее был столь соблазнительный, что он с трудом удержался от того, чтобы не овладеть ею снова, и заставил себя надеть рубашку.
Разрази его гром! Он только что обесчестил сестру своих друзей, в каком-то заброшенном хлеву, не скинув толком сапожищи.
И не отказался бы это повторить.
Охвативший его жар был, вероятно, проявлением стыда, от которого он вообще должен бы сгореть. Ему следует отрепетировать покаянную речь. Он проявил поспешность и несдержанность, позабыв, где они находятся и куда направляются. И ни единой мысли о последствиях.
– Послушай, Салли, – начал Дэвид. – Я… Ты в порядке?
– В полнейшем, – улыбнулась она и, продолжая собирать одежду, направилась в другой угол чердака – полуобнаженная, не осознающая своего воздействия на него.
Судя по всему, Салли довольно спокойно воспринимала свое грехопадение и, похоже, ничуть не переживала по данному поводу, в отличие от него. Хотя по всем понятиям дочь такого человека, как капитан Александр Кент, лишенная девственности, должна была бы со слезами на глазах ожидать предложения.
Мысль об отцах вообще и об отце Салли в частности не прибавила Коллиару оптимизма.
– Извини… Мы не должны были… Я не должен… Мне следовало подумать. – Он провел рукой по волосам. – Я сожалею…
– Перестань, – тихо, но решительно прервала его Салли. – Пожалуйста, не надо. – Она улыбнулась, но он не мог не заметить влажный блеск в уголках ее прекрасных серых глаз. – Не нужно никаких сожалений. Я понимаю, что это ошибка. Но это было великолепно. Я ни о чем не жалею, и не пожалею никогда.
Коллиару хотелось как-то утешить ее, заверить, что он тоже не испытывает сожалений, но Салли была не из тех, кому требуются пустые заверения. Она слишком проницательна. И сейчас, когда им предстоит трудновыполнимое и рискованное задание, когда их жизни в опасности, совсем не время для пустопорожних разговоров. Так же, как и для матримониальных предложений. Однако существовала и другая опасность.
– А как насчет последствий? Что если…
– Не беспокойся, Дэвид. Я осознаю свой долг. Мы оба знаем, что долг прежде всего.
Как видно, она неправильно его поняла, но Дэвида обрадовало ее понимание, что в настоящее время в их отношениях не могут произойти изменения. Впереди у них по-прежнему грандиозная задача.
– Да, это так. – Внутри него прокатилась прохладная волна, которая, возможно, была проявлением чувства облегчения. – Я рад, что ты понимаешь.
– Я всегда это понимала. Итак, какие у тебя соображения?
Возвращение на твердую почву должностных обязанностей действительно принесло облегчение.
– Я думал о намерении капитана выманить французов в море. Вообще мне не нравится его замысел, но я уверен, что наибольший ущерб нанесет поджог кораблей.
– А почему он тебе не нравится?
Коллиар лишь махнул рукой. Было бы слишком долго объяснять свое почти иррациональное, глубокое неприятие уничтожения корабля с помощью поджога, хотя он с огромной радостью разгромил бы любое количество французских кораблей в открытом бою.
– Проблема в том, что нам потребуются два корабля – один для поджога, а другой, как трофей, для возвращения на «Дерзкий». И кроме того, лодка, чтобы подобраться к самим кораблям.
– То есть три плавсредства. И для ухода нужно что-то вроде кеча или шлюпа – то, что может идти почти против ветра и проскользнуть в узких местах.